Стяги, тучи, панихида: как в Хабаровске прошла Радоница

«Радоница» — так у православных именуется день поминовения усопших христиан. А по-простому — «родительский день», который отмечают многие хабаровчане, даже если они и далеки от какой-либо религии. Мы тоже побывали в этот день на одном из погостов Хабаровска, а именно — центральном кладбище.

Путь на погост

Молодой человек в желтой развеселой кофте с капюшоном и пижамного вида штанах в замысловатую клетку осматривал попутчиков в набитом троллейбусе с явным недоумением: это что еще за «нашествие живых мертвецов»? Ну, а нам, людям пожившим, специальный пароль был не нужен: многие были одеты по-дачному, но понятно, что направлялись на кладбище.

И точно, на нужной остановке внутри троллейбуса выстроилась отдельная очередь к водителю. Минуты через четыре пришел момент расплаты и для меня. Впрочем, парень в желтом уезжал дальше не в одиночку — транспорт тут же наполнился теми, кто уже покидал погост.

Ну а новоприбывшие тут же устремились к цветочным ларькам: по сравнению с обычными днями количество продавцов тут увеличилось вдвое, а может, и втрое.

— О, смотри, для машин проезд перекрыли, — удивляется женщина в наголовном платке.

— Так, всегда ж на родительский день перекрывают, ты что не знала? — удивляется ее попутчица.

— А как «скорая» проехала?

— Ну, пропустили, наверное, как же сегодня без «скорой», смотри сколько пожилых...

Дождь и цветы

Как раз в это время где-то у центрального входа у часовни владыка Артемий «в честь Воскресения Христова» совершал панихиду и, как сообщили в пресс-службе Хабаровской епархии, вместе с матушкой Антонией, настоятельницей Петропавловского монастыря, осматривал росписи строящегося неподалеку храма «в честь святых Царственных страстотерпцев».

Ну, митрополиту — митрополитово, а я же, вместе с другими пассажирами, высадился с другого края кладбища. И пройдя мимо первой патрульной машины, оказался у ларьков. Гвоздички сегодня стоят по сотке, беру с десяток, мест на погосте, которые надо посетить, много, однако сегодня я пешком, так что пройдемся только к самым родным и поистине близким могилкам.

Хорошо, хоть дождик из свинцовых туч пока притих. Дорога, правда, здесь с каждым разом, кажется, становится все более аховой. Старательно обхожу набухающие лужи и вливаюсь в людской поток.

— Что-то народу совсем мало, — говорит один мужчина средних лет своему напарнику. — Я в воскресенье здесь был, тут толпа ходила...

Задумываюсь, зачем дважды бывать на кладбище в столь короткое время. Тем временем, мимо проплывает богатый стол, накрытый большой компанией возле дорогой, шикарной могилы, видимо, какого-то цыганского барона. А так, пирующих на погосте я в этот раз увидел совсем немного.

Зато вдоль обочины регулярно попадались пакеты с мусором и ветки, вроде бы, и навели порядок, но как-то не до конца. Впрочем, на знакомых мне, даже давно заброшенных могилах сегодня чисто, разложены и укреплены на калитках искусственные цветы. Интересно, что-то я прежде не замечал такого, неужели администрация погоста постаралась? Однако сколько стоит такая красота для бюджета? При случае надо бы спросить...

«Живите для внуков»

А вот с могилой однокашника я как-то даже растерялся. Вроде бы тут была, прямо возле главной дороги, только эти места ныне не узнать. После моего последнего визита здесь, кажется, заметно разрослась пара секторов, все они сегодня в флагах, у некоторых — кажется, свежие венки. Смотрю на портреты, вот у этого дата смерти указана за день до 48-го дня рождения. Неподалеку надгробный камень для 44-летнего, впрочем, попала навстречу и могила 23-летнего парня...

Тут одна молодая женщина в платке и куртке еще на дороге начинает громко, но как-то прерывисто плакать, устремляется через лужи и грязь вглубь сектора со стягами. Я наконец нахожу нужную могилу. Прибираться не надо, здесь тоже чисто, кладу пару гвоздик, забираю увядшие, поправляю появившиеся искусственные.

Неподалеку вижу еще одну, похоже, цыганскую компанию. Над нами один за другим низко пролетают пассажирские авиалайнеры, здесь рядом проходит взлетная траектория с хабаровского аэропорта...

— Нет, я не понимаю, знаешь чего?! — громко возмущается подвыпивший мужичонка у одной из могил с триколором.

— Да, не ори ты так! Все всё понимают, один ты не понимаешь, — утихомиривает того женщина в плаще.

Пока я мешу грязь, проходя мимо, там продолжается, видимо, долгий разговор.

-... И не надо так, не надо. Живите для внуков, вы теперь им нужны, — убеждает женщину в плаще подруга.

Рядом слышно пение молитвы, здесь тоже батюшка среди стягов и группы родственников проводит панихиду по усопшим. За процессом следят люди в патрульной машине.

«Нет, я все-таки не понимаю...», — затихает знакомый уже голос вдали, а я иду уже в другой сектор. И здесь прибрано, тоже повсюду видны искусственные цветы. Но для порядка все же выдираю первую весеннюю поросль, кладу гвоздики, прикладываюсь к фляжке. Тут же начинает лить дождь, и я с людским потоком устремляюсь к выходу. Навстречу нам — тоже поток, правда, уже совсем хилый, скорее, ручеек.

Чтобы жить

А в переполненном троллейбусе продолжаются разговоры, начатые, видимо, еще у оградки.

— Знаешь, я ведь всю жизнь тяжело жила. Одна, без мужа, его поднимала, трудно было, и вырос, тоже нелегко было, — чей-то женский голос слышен из глубины людских масс.

— А когда было легко-то? У нас всё время трудные времена, — слышен обрывок речи ее собеседницы.

— Эй, люди, мне в Южный надо, я туда попаду?! — в троллейбус врывается очередной подвыпивший, расхристанный мужичок.

— «Южный — никому ненужный», здесь все до центра едут, — скороговоркой, ехидно отвечает бабушка.

Глуховатый мужичок продолжает выспрашивать пассажиров, хотя троллейбус уже давно тронулся. Бабуля именует его «глухарем» и предлагает поменьше пить.

— Эх, что ж ты злая такая?! — ехидничает он в ответ. — Хошь расцелую, сразу подобреешь! А ты, женщина, где в центре живешь?

Пассажиры, в основном весьма пожилого возраста, слушая добродушную перебранку, кажется, перерастающую во флирт, веселятся. Только очередной юнец в яркой ветровке, вынув наушник, с недоумением посматривает на троллейбусную публику в платках и хаки. Да, парень, все мы там будем. Но сейчас мы едем с кладбища. Чтобы жить — хотя бы и «ради внуков». Такая вот Радоница...