Поколение переживших: как становились враженятами и жертвами политических репрессий
30 октября – День памяти жертв политических репрессий в России. В 1930-60-е годы XX века людей необоснованно обвиняли врагами народа и отправляли в исправительно-трудовые лагеря, в ссылку, на спецпоселение или лишали жизни. Основанием была 58-я статья, которая появилась в 1927 году. Её отменили только в 1961-м. И День памяти – напоминание о трагических страницах в истории нашей страны. Горе касалось не только самих репрессированных, но и их семей. 58 статья при Сталине
Ежегодно центр по работе с населением «Родник» на ул. Бойко-Павлова, 20 и совет ветеранов Кировского района собирает у себя на чаепитие пенсионеров, которых в детстве называли враженятами. Это дети врагов народа. Они делятся воспоминаниями и называют имена тех, чьи судьбы были незаслуженно сломаны.
Перед этим участницы встречи побывали около часовни памяти жертв сталинских репрессий на центральном кладбище Хабаровска. А также возложили цветы около памятного знака на месте пересыльной тюрьмы около института культуры.
Чаепитие в «Роднике» началось с хороших новостей от пенсионерки Зои Снетковой. Она напомнила, что правительством края внесены изменения в закон о мерах соцподдержки жертв политических репрессий. Реабилитированным лицам, проживающим в крае, возмещают оплату проезда туда и обратно, один раз год в пределах России, к местам захоронения родственников.
Затем присутствующие вспомнили имена знаменитых людей, которых госорганы подвергли карательным мерам. Это Осип Мандельштам, Николай Заболоцкий, Варлам Шаламов, Евгений Гинсбург, Даниил Хармс, Анастасия Цветаева, Георгий Жжёнов, Вадим Козин и другие. Чтобы примерно представить, какие тяготы вынесли люди в лагерях, достаточно прочитать «Колымские рассказы» (16+) Варлама Шаламова или посмотреть на фотографии писателя Даниила Хармса при втором аресте в 1941 году.
Одна из участниц встречи Люция Болотова даже пересекалась с одним из репрессированных музыкантов. Будучи в десятом классе она вместе с другими учениками приходила домой к эстрадному певцу Вадиму Козину. Ребята мыли полы у него дома или заклеивали окна, а Вадим Алексеевич валенками нажимал на педали пианино, играл музыку и пел песни. Детские голоса подпевали ему...
Не в то время, не в том месте
Сама Люция Болотова родилась на Колыме, в Эльгенском женском лагере. Потому что именно в лазарете, где работала её мама, отец Люции познакомился не только с Варламом Шаламовым, но и с женщиной своих будущих детей. Как они там оказались?
– Моих родителей репрессировали в 1937 году. Они случайно попали под это «колесо». В 1937-38-х годах стремились забрать как можно больше народу. Маму забрали прямо с танцев в интерклубе за то, что она ходила туда, где бывали финны. В тот день из клуба забрали 90-100 молодых людей 18-20 лет, всех осудили по 58 статье о шпионаже. Их посадили в товарняк и увезли через Кронштадт, – рассказывает уже ровным голосом Люция Николаевна. Сила принятия обстоятельств поражает меня чуть ли не сильнее самой истории.
Отец Люции – Николай Карпов родился в 1915 году. Его отец с детства был инвалидом и поэтому, когда на него донесли, то возиться с немощным человеком никто не хотел. В этот момент неудавшегося ареста в комнату вошёл Николай, которому на тот момент было всего 22 года, его забрали вместо отца. Вот так Эльвира Лицис и Николай Карпов стали жертвами чудовищных обстоятельств. Они познакомились в лазарете Эльгенского лагеря, где Николай лечился после получения травмы в шахте, а Эльвира работала медицинской сестрой. В 1942 году на свет появилась Люция, которую назвали почти что в честь бабушки Революции Брамберг, сократив первую часть её имени. Маленькая девочка успела переболеть дифтерией, но переливание крови спасло ей жизнь.
До девяти лет Люция находилась в детском доме. Её родителей в 1948 году направили из лагеря в ссылку, чтобы строить город Магадан. Семье выделили «общежитие», коим являлось стойло для лошадей. Между двумя стойлами была стенка и печка, которую соседи смежных комнат топили по очереди. Когда Люция воссоединилась с родителями, то спала она на стульях. Зато, живя в девяти «квадратах», семья была вместе.
Отец Люции работал главным художником-оформителем Магадана, а в свободное от работы время занимался творчеством. Даже после таких потрясений люди продолжали жить. В 1951 году Эльвиру Карловну и Николая Ивановича реабилитировали. Оба умерли в Магадане.
«Ворон чёрный – дорога дальняя»
А есть истории, которые содержат слишком много белых пятен. Но от этого они не становятся менее важными. Например, Тамара Третьякова о репрессированных родственниках знает мало. У неё в семье арестовали дядю Дениса Чашина, а позже – отца Харитона Третьякова. У Дениса Емельяновича было семь детей, семья считалась зажиточной, что для реалий того времени было недопустимым. На него донесли, и из села Троицкое Нанайского района Дениса Чашина забрали, больше никто его не видел. Но Харитон Васильевич, отец Тамары Третьяковой, был реабилитирован где-то в 1960-е годы и даже позже смог вступить в ряды партии. А больше никаких подробностей арестов разузнать не удалось.
– Мы, видите как, не задавали вопросов, сначала нельзя было просто, а потом по молодости не задумывались, чтобы расспросить подробно. И когда вопросы возникли, то спрашивать уже было не у кого, – объясняет мне Нина Бойко.
Семья Нины Николаевны жила в посёлке Райчиха Амурской области. Её отец Николай Базникин родился в 1905 году, работал в органах НКВД, был заядлым охотником, у него было дорогое ружьё и любимая собака. Он воспитывал с женой Прасковьей Никитичной трое детей – девочка десяти лет и восьмилетний брат. Нине едва исполнилось полгода, когда за её отцом приехал чёрный воронок. Николай Петрович встал тогда в дверях, оглядел всех в комнате и сказал: «Ворон чёрный – дорога дальняя». Его увезли и больше семья его никогда не видела. Имущество конфисковали. По рассказам Прасковьи Никитичны, мужа отправили в Омск, где 30 октября (именно в День памяти политрепрессированных) 1938 года его расстреляли за то, что он не подписал необходимые документы.
Мать семейства арестовали вместе с Ниной, продержали несколько месяцев в заключении, а потом отпустили за ненадобностью. Прасковью никуда не брали на работу, потому что она теперь была женой врага народа. А её детей, в том числе и маленькую Нину, называли враженятами. Нина Бойко помнит, что в детстве о папе никому нельзя было рассказывать, даже слово это вслух запрещалось произносить – папа.
– Помню случай, как я была в первом классе, в 1944 году, директор записывала в классный журнал информацию о семьях вместе с учителем – кто мама и папа у нас. И когда дошло до папы, то учительница так рукой помахала, мол, не спрашивайте. Семь лет мне было тогда, а в памяти как отложилось! У нас было не принято задавать такой вопрос: где твой папа или где твоя мама, как сейчас. Я не помню, чтобы я хоть кого-то об этом спрашивала, – делится со мной моя собеседница. 58 статья при Сталине
Маме Нины пообещали работу, если она оформит развод и сменит фамилию. Женщина согласилась, ведь детей-то кормить надо было. По словам Нины Бойко, мама у неё была грамотной, никого не бросила, всех вырастила и на ноги поставила. 58 статья при Сталине
И таких историй гораздо больше, чем нам кажется. У каждого своя боль внутри. И её нужно озвучивать, чтобы ни одна судьба не была забыта. 58 статья при Сталине
Фото и видео автора
Читайте нас в соцсетях: ВКонтакте, Одноклассники, Телеграм или Яндекс.Дзен
