Отпуск в Чернобыле, или Воспоминания хабаровского «ликвидатора»

26 апреля 1986 года произошла страшная трагедия — авария на Чернобыльской АЭС, которая находилась рядом с городом Припять. На четвёртом энергоблоке произошел взрыв, в следствие которого активная зона реактора была полностью уничтожена. А в окружающую среду попало значительное количество радиоактивных материалов. Катастрофа привела к радиоактивному заражению достаточно большой территории, — западных областей СССР (сегодня принадлежащих Белоруссии, России и Украине), а также большей части Европы. Эта авария считается крупнейшей в своем роде за всю историю атомной энергетики.

Редакция публикует воспоминания хабаровского ликвидатора Валерия Денисьева, которые впервые были опубликованы в газете «Хабаровский Экспресс» (16+) в 2016 году, — к 30-летию со дня катастрофы.

Уже 30 лет минуло со дня страшной трагедии в истории страны и всего мира — аварии на Чернобыльской АЭС. Для хабаровчанина Валерия Денисьева эта дата навсегда осталась водоразделом жизни — ему в числе сотен других дальневосточников довелось лично участвовать в ликвидации последствий атомной катастрофы. Её масштаб современники осознают значительно позже. А тогда люди, не щадя себя, трудились в 30-километровой зоне поражения: вели дезактивацию, отмывали улицы и здания, снимали дерн, возводили саркофаг и другие защитные сооружения. В их рядах 21 день работал и майор КГБ Валерий Денисьев: эти три недели в Чернобыле он не забудет никогда.

Недавно ехал на плановое обследование в краевой онкоцентр в муниципальном автобусе. Подходит кондуктор, женщина лет 35, предъявляю проездной билет (они ещё не были упразднены) вместе с удостоверением ликвидатора. Она изучает удостоверение, поворачивается к водителю и бодро кричит: «Петя, я думала, что все чернобыльцы уже вымерли, а оказывается, ещё нет».

Мозг стал в ступор, не нашёлся, что сказать. То ли радоваться, что она за меня рада, то ли грустить, что живой.

***

За время пребывания в Зоне я написал 21 справку — отчёт по различным неординарным ситуациям, по которым принимал незамедлительные меры. Они хранятся где-то в архивах. Будем ждать время, когда архивариусам выдадут скафандры космонавтов, они разгребут чернобыльские архивы и напишут правдивую историю о том, как всё это было.

Тем более, что в наших справках-отчётах негатива было порядка 99 процентов, но такова была обстановка и такова наша работа. Положительные моменты, конечно, тоже были, но в отчётах не отражались.

***

Несколько общих зарисовок, которые сохранились в памяти.

Июль, август — жаркие месяцы. А мы одеты: нижнее бельё — сорочки, кальсоны; верхнее — плотный защитный костюм, толстые боты и в придачу шапочка, респиратор, солнцезащитные очки. И целый день вне помещения, в движении.

Уже через два часа нижнее бельё — хоть выжимай! Всё усугублялось регулярными, через день, часовыми проливными ливнями. Воздух после них тяжёлый, насыщенный, кажется, его можно просто пить. И с такой же регулярностью на следующий день после ливня следовал выхлоп из развороченного зева 4-го блока АЭС. Визуально это не заметно, но ощущается сразу. У всех по-разному.

Мои ассоциации — металлический привкус во рту, будто на зубах налип вязкий кусок кислого железа, и я пытаюсь его пережевать. Но я никогда не жевал железо! Продолжается это около часа.

Страшен этот невидимый враг — ни запаха, ни звука и только в моменты выхлопа аварийного реактора неопределённые ощущения реальной опасности. Но прибывшие на ликвидацию и гражданские и военные вели себя спокойно, работали ответственно, с полной самоотдачей.

Здесь двоякое отношение. Даже проживание на загрязнённой радиацией территории должно предусматривать оказание этим людям какой-либо помощи, в том числе гуманитарной, усиление медицинского контроля. Но звание ликвидатора — не повод для хвастовства и получения халявы в любой её форме. Это мизерный карт-бланш на внимание Родины к здоровью и быту ликвидаторов, которые по её приказу — призыву ехали в атомное пекло ликвидировать. И порой неприятно слышать от циничных клерков: а мы вас туда не посылали.

***

Ближайший мой объект — проектная организация, где вахтовым методом работали специалисты ЧАЭС и командированные москвичи. Здесь все шло по плану, но периодически возникали нестандартные проблемы.

В тот год был рекордный урожай яблок. Во дворе организации рос небольшой яблоневый сад, и яблоки в нём выросли на редкость крупные, душистые, сочные. Никакие увещевания и разъяснения не могли остановить их тайное поедание. Помог печальный случай.

К нашему приезду всех собак, как потенциальных накопителей радиационной пыли, уже ликвидировали. Кошки, более осторожные, спрятались. Но вот однажды во дворе раздался душераздирающий крик, словно плач ребёнка. Все выскочили во двор. На мусорной куче в углу двора сидела несчастная кошка и издавала эти непередаваемые звуки.

Дело в том, что кошки за три месяца с момента аварии набрали в шерсть радиоактивной пыли и вот результат — шкура с мясом начала отделяться от костей. Поедание яблок в тот же день прекратилось...

***

...На обочине дороги лежит кусок камня с крыши 4-го реактора. На нём сидит солдат-срочник, курит сигарету. Одет в повседневную форму, без каких-либо признаков защиты от радиации, без индивидуальных средств защиты дыхательных путей. Подхожу, спрашиваю: давно сидишь? Простодушно отвечает: да нет, только половину сигареты выкурил.

Обломки с крыши «бьют» от 1000 рентген, и, судя по всему, парень подверг смертельной опасности «Фаберже» да и весь организм в целом. Представляюсь и, стараясь быть спокойным, расспрашиваю о знании правил поведения в Зоне. Знания нулевые.

Приказываю срочно следовать в санчасть, доложить командиру. Настроение препротивное. Эх, отцы — командиры...

***

Поступает информация: отряд рабочих, удаляющих завалы обломков с крыши от стен аварийного реактора, нарушает предписанную схему передвижения. Выезжаю на место.

Выясняется, что от начала маршрута люди должны идти до стены реактора по вешкам, поставленным дозиметристами, в течение 20 минут. Работа у стены — 20 минут. Обратно тем же маршрутом до автобуса — 20 минут. Всего — 60 минут.

Но руководитель отряда избрал иной вариант. Он вёл рабочих напрямую, через опасные радиационные участки, за 10 минут. Работали у стены 40 минут и затем также возвращались обратно. В итоге те же 60 минут, но доза облучения — значительно выше!

Приглашаю руководителя на беседу. Мужчина 35 лет, в глазах — огонь патриотизма и стремления обезопасить всё человечество от ядерной опасности. На мои вопросы отвечает примерно так: средний возраст членов отряда составляет 40 лет, у каждого есть дети, у него самого двое, так что можно и жизнь положить на алтарь во имя спасения мира.

Пытаюсь объяснить: это не та ситуация, где нужен штурм и можно только ценой жизни вырвать победу. Наталкиваюсь на полное неприятие. А на гражданке он — руководитель крупного подразделения, характеристики отличные.

Прекращаю часовую беседу. Приказываю: вечерним автобусом покинуть Зону, доложить руководству причины выезда. Вижу непонимающие глаза — за что?! Повторяю приказ и предупреждаю, что в случае невыполнения будут приняты жёсткие меры...

***

Контрольный объезд Зоны. На дороге, недалеко от разрушенного реактора, стоит уазик. Останавливаемся. В машине пусто. Оглядываю окрестности. Замечаю у стены реактора человека, требую подойти.

Оказалось, прибыл на днях на ликвидацию, возит начальника. Выдалось свободное время, решил поближе посмотреть разрушение, будет, что рассказать дома. Сколько пробыл у стены? Да, недолго, минут 15...

Записываю его данные. Рекомендую срочно ехать в санчасть, потому что, весьма возможно, после его похода к реактору родные могут не услышать интересного рассказа. Кажется, понял.

***

Согласно рекомендациям, в Хабаровске регулярно сдаю на анализ кровь. Показатели в каждом анализе разные, прыгают на порядок вверх, вниз. Врачи каких-либо рекомендаций не дают, просто фиксируют данные. Кровь успокоилась только в феврале 1987 года, через 6 месяцев после выезда из Зоны...

Анализы анализами, но Зона так закрутила психологически, что описать трудно. Внутреннее состояние напряжения прошло месяцев через восемь после командировки, но воспоминания тревожат и бередят душу до сих пор.

Прошла, хотя это есть немного и сейчас, травобоязнь. На базе в Чернобыле отхожее место было в метрах 15 от помещения базы. К нему вела тропинка, уложенная узкими досками. Дозиметристы выяснили, что радиационный фон окружающей тропинку травы в разы выше, чем на досках. Целый год после командировки не мог ходить по траве.

Мне рассказывал один знакомый пилот, как к ним в авиаотряд прибыл на работу выпускник Киевского института гражданской авиации и с порога заявил, что он является ликвидатором аварии на ЧАЭС. Предъявил удостоверение… Посмотрели документы и подняли на смех, так как на то время он для ликвидатора ещё возрастом не вышел. В приватной беседе «ликвидатор» пояснил, что в 1988 году их курс погрузили в автобусы и из Киева повезли на берег реки Припять. Подъехали, развернулись и уехали обратно. Через некоторое время выдали удостоверения ликвидаторов. И он на вполне законном основании пользуется льготами.

***

В июле 1991 года спускался по лестнице из здания Управления к машине, домой на обед. На половине пути заклинило, онемела левая половина тела, двигаться не могу. Ребята под руки, подняли в кабинет. Прошло ровно пять лет со времени командировки. Чтобы не быть обузой, написал рапорт на увольнение.

Позже узнал — было указание Минздрава СССР: болезни «ликвидаторов» к аварии на ЧАЭС в документах на увольнение не должны иметь какого—либо отношения.

...В 2008 году настоял на подготовке и направлении документов на установлении связи заболевания с участием в ликвидации аварии на ЧАЭС. Сейчас инвалид второй группы.

В Чернобыле было намного проще, чем сейчас. Вот ты, со своими чернобыльскими и старческими болячками, а перед тобой — проблемы и мутное министерство здравоохранения, которое уже длительное время находится в процессе реформирования и оптимизации.

В 2002 году прошла перерегистрация ликвидаторов, замена удостоверений. Многим вполне законно не подтвердили статус ликвидатора и лишили льгот и хвастовства, так как они были только косвенно причастны к событиям и Зону видели лишь по ТВ из своих московских и киевских квартир.

***

По официальной информации, самые большие дозы получили около 240 тысяч человек во время проведения работ по уменьшению последствий аварии в пределах 30-километровой зоны вокруг реактора (зона отчуждения Чернобыльской АЭС — прим. редакции). Какую суммарную дозу получил сам и мои товарищи, не знаю. Для нас это большой секрет, и мы его уже никогда не узнаем, ведь мы — отработанный материал.

Граждане Земли, братья по разуму, берегите ЖИЗНЬ, она не имеет цены!

Валерий Денисьев, майор КГБ в отставке, Хабаровск